Однажды, преодолев нешуточный страх, он пришёл на место гибели Чёрной. В это время уже заметно стемнело, светлым днём Туман не осмеливался приблизиться к ферме изза риска встретить там своего противника. Обнюхав место схватки, он вновь ощутил поблизости свою напарницу, её находчивый ум и напористый характер. Как ему теперь не хватало её изобретательности и дерзости. Расстроенный пёс потихоньку подошёл к самому забору, где совсем недавно столь удачно охотился.

Ночь, за забором выгула нет поросят, это Туман точно знал, он смотрел на верхушку забора и не понимал.

«Мне кажется, чтото изменилось в этом заборе. Здесь чтото не так, как было раньше. Теперь он стал намного выше, такой забор не перепрыгнуть. Сюда ходить незачем, здесь больше пищи не будет».

Разочарованному взору зверя предстала вершина ограды, которую венчали четыре ряда туго натянутой колючей проволоки, и её не перелезть больше, ни при каких обстоятельствах.

59

Молодого повесу прямо у дверей фермы встретила сама Евдокия, грозная, как штормовое море.

— Ты что, опять самогоном ночью накачался? От тебя за километр перегарищем разит.

Колька опоздал на работу почти на целый час и готовился получить от неё законный нагоняй.

— Дусь, не шуми, я сейчас всё сделаю, тут такое дело, понимаешь, я не самогон пил вчера, а отборную водочку, под сургучной пробочкой. Вот и не рассчитал слегка.

— Врёшь ты всё, бродяга, пьянь подзаборная. Ктото ему водочки сургучной поднёс, может, тебя и килечкой пряного посола побаловали?

— Да, была и килечка, а что, потвоему, я и кильки несчастной не достоин?

— Достоин ты, достоин — дрыном вдоль хребта достоин. Будь моя воля, я бы тебе прописала палочной микстуры, уверена, что на пользу было бы. Иди, вон кормушки старые собери и к сварщику отвези, пусть ножки им ремонтирует, совсем разломались. Смотри, чтобы до обеда уложился, потом на склад за витаминами поедем.

— Вот это другое дело, «товарищ генерал», а то палками по мягким, дорогим моему сердцу местам. Насилие над личностью, между прочим, запрещено в нашем государстве.

— Слушай, личность, сделай милость — смойся с глаз, не то сейчас до швабры дотянусь, тогда быть беде.

Хотя в голосе бригадирши слышались гневные нотки, но Кольке стало понятно, что Евдоха отошла и зла больше на него не держит, самое время рвать когти. Подальше от начальства — поменьше приказов.

Кормушки, конечно же, он решил отложить на потом, сейчас перед ним была задача поважнее. От Дуси он прямиком отправился к Николаю, чтобы поделиться с ним главной новостью вчерашнего вечера.

— Здорово, Коль!

— Здоровее видали, говори чего надо, да дыши в сторону, а то голова у меня заболит, ты пахнешь как бочка с нервнопаралитическими газами. Скажи, чего праздновал?

— Мать мне новые пуговицы к пиджаку купила, вот и пришлось обмывать.

— Кончай трепаться, а по делу говори.

— Только правду и ничего кроме правды!

Николая рассердило его несерьёзное поведение, и он грозно заметил:

— Вон мешок в углу изпод витаминов, он не в меру пыльный, видишь?

— Вижу, а что?

— Если не ответишь на мой вопрос, этим мешком получишь в морду, неделю чихать придётся, теперь понял?

— Понял, понял. Одна с утра дрыном грозится, другой пыльным мешком в рыльник натыкать, никакого продыху мне, бедному.

Николай вновь повернулся к Кольке и оставил работу.

— Так ты понял меня или не совсем?

— Понял, понял…

— Ты снова?..

Николайстарший наконец вышел из себя, затем нагнулся и взял в руку тот самый пыльный мешок, пригрозив им младшему пустомеле. Тому ничего не оставалось, как перейти к делу. И он, наконец, без прелюдий начал свой рассказ:

— Вчера вечером, как мать корову подоила, слышу, кобель мой во дворе забрехал, я к окну и глазам своим не верю. У калитки при полном параде, в белой рубашонке и скромный, как первоклассница, стоит сам…

Николай взорвался и с размаху запустил мешком прямо в Кольку. А поскольку охотник и стрелок он был отменный, то мешок прилетел к цели быстрее, чем эта цель успела выскочить за дверь кормоцеха. Облако вонючей пыли окружило всю голову бедного страдальца. Он в этом молочном облаке почти ничего не видел, и дышать ему стало нечем. Вонючая, противно пахнущая, вредная пыль мгновенно заполнила все дыхательные каналы молодого пустомели. Раздался многократный оглушительный чих.

— Ну что, продрал глаза, говорить будешь или ещё разок помочь?

— Не надо.

Колька отряхивал с лица въедливую пыль, а на его лице в это время читалась детская обида, которую выдавали скривлённые губы и влажные глаза. Николаястаршего его удручённый вид настолько развеселил, что он забыл вспыхнувшую было злость.

— Ладно, хватит дуться, в следующий раз не будешь кота за хвост тянуть. Просят тебя говорить — значит, говори, понял?

— Да понял я, понял…

— Ты снова?

Колька спохватился на полуслове и затараторил, как из пулемёта:

— Сам Доля пришёл. Пузырь сургучной в кармане и килька пряного посола таллинской расфасовки.

— Вот те на?! Чего молчалто?

— Я?! Молчал? Да я к тебе первому, а ты мешком в харю…

— Ладно, кончай канючить, что там Доля?

— Ты представляешь, Андрей Максимович совершенно случайно проходил мимо нашего дома и решил навестить меня с неофициальным визитом.

— Ну, что ты сядешь, будешь делать… Совершенно случайно, говоришь?

— Так прямо и сказал: «Дай, думаю, зайду».

Эта выходка Андрея Максимовича говорила о многом. Он ведь первый лгал на парткоме и обвинял Палкана, да и самого Николая, в воровстве молодых поросят. А тут вдруг нарисовалась ситуация до предела комичная.

— Это же надо такое придумать: случайно шёл, по другому концу села, хахаха. А он до того когданибудь стоял рядом с твоим домом?

— Какой там стоял, хахаха, по улице по нашей в жизни не хаживал, хахаха.

— Я не удивлюсь, если и поллитровка у него случайно в кармане завалялась. Нука, расскажи мне, чего он хотелто, зачем приходил?

— А того и хотел, что про своего Тумана разузнать. Я поражаюсь этому Доле. Пёс его негодяй, каких поискать, а у него прямо любовь к нему безграничная. Попадись мне этот гад на мушку, дыр в бортах наделаю больше, чем в дуршлаге. Я прикинулся подпившим, а он и спрашивает: «А что, Туман был в выгуле или его никто не видел? Может, та сука поросят таскала одна?»

— Что же ты его не спросил: как же так получается, что он о своём похороненном Тумане хлопочет?

— Как не спросил, обязательно спросил, так он поднялся и сразу ушёл.

— Ушёл? А что ему ещё оставалось делать? Ты его ко мне посылай в следующий раз, я ему растолкую, где его Тумана искать, он у меня долго туда добираться будет.

— Коль, шутки шутками, а на самом деле — где Тумана искать будем? Я так думаю, его прикончить нужно, иначе он ещё бед натворит.

ГЛАВАIV

Новые проблемы сельских улиц

1

Трудную задачу поставили перед собой охотники: найти того, кто скрылся с умыслом исчезнуть навсегда. Что ещё оставалось делать Туману после того стресса, который он испытал там, у фермы, при встрече с Палканом. Ему в сторону сельских дворов и смотретьто было стрёмно, не говоря уже о прогулках поблизости.

Если задуматься, то становится очевидным, что звериный ужас, как и звериная злоба, звериный азарт — одного поля ягода. И то, и другое, и третье проявляются в каждом конкретном случае, как говорится, сполна, во всей красе, если такое можно считать красивым.

Звериный азарт резвой борзой ни за что не позволит преследуемой жертве расслабиться хотя бы на мгновение, он вымотает беднягу до изнеможения, вскружит ей голову и заставит двигаться в нужном для охотника направлении. Уж ктокто, а охотники высоко ценят азартных собак; неспроста, обретая щенка, хозяин поинтересуется сперва насчёт характера его предков.

— Да, говорите, азарта хоть отбавляй, ну что же, что же, беру, благодарствуйте, беру, как не взять.